В марте 1944 года отец прислал письмо моей сестре.

"Моя драгоценная дочурка Инночка!

Когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко за Днестром.

Пили воду из родного Днепра. Пили воду из Южного Буга. Пьем воду из Днестра. Это наша река, наша вода и не пить ее больше погани-немцу.

Стремительное наступление Красной Армии с всё нарастающими ударами развивается в масштабы, идущие далеко за пределы украинских фронтов.

Война уже идет на вражеской земле - румынской земле. Румыния в панике...

Я живу у Кронида Ивановича. Кронид Иванович типично русский священник. Он искренне и глубоко верит в бога и русский народ. В германскую войну 1914 года он был солдатом русской армии. "Я гнил в окопах три с половиной года, всего натерпелся и дал обет богу, если останусь жив, то остатки своей жизни посвящу тебе, Господи. Однажды в рукопашной схватке я был окружен тремя немцами, они мне крикнули "русс, сдавайся!" Срамно русскому солдату сдаваться. Один из них поранил меня штыком и тогда я отдал свою душу Злу и стал их колотить прикладом как умел, а третьего я заколол. Прости, Господи"...

Март м-ц это последний уродливый м-ц зимы. Дожди сменяются метелями с сугробами, кот. так же, как и грязь, остановили автотранспорт. После метелей гололед, отчего ломались огромные суки яблонь и груш. Скользили ноги. Застывшая грязь подобно ножам резала покрышки и дорогу делала также почти непроходимой.

Погода упорно сопротивлялась технике и потому человек, как и в феврале, устало тянул своим горбом тяжкий груз войны.

Неожиданно солнце в момент сделало землю дивно красивой. Вчера еще земля была бурая, скучная, зловещая. Сегодня та же земля, эти же сады стали сказочно убранными. Мириады сосулек, всюду, где только можно было на минуту задержаться каплям воды, они были схвачены морозом и превращены в бриллианты. В саду я слушал музыку этих сосулек-бриллиантови я замер в этом необычном мире красок и звуков. Разве может рука человека сделать нечто похожее? Нет. Стволы деревьев были тоже в одеянии дивного стекла. Я долго стоял очарованный, невольно мечталось, дышалось легко, а в сердце была все-таки ноющаятоска. К полудню природа решила совсем удивить человека своим мастерством, подтаявшие бриллианты превратились в еще большее количество алмазов, они собирали в себе лучи солнца и, как в чудодейственном калейдоскопе, перебирали узоры всевозможных форм и всех цветов радуги.

Как дивно хороша природа и как скверно организовал человек свою жизнь!"

Сестра была старше меня на два года. Ее письма не сохранились. А вот моих довольно много. Я приведу отрывки еще из некоторых. Они дают представление о том, как жили, что делали, о чем думали мальчишки и девченки в годы Великой Отечественной войны.

"Вчера мы с классом ходили к бойцам в госпиталь. Девчонки танцевали, а мы говорили стихотворения. Я познакомился с одним раненым из Ленинграда. Папа, я свои плохие отметки исправил и даже больше, чем надо. Я сперва по алгебреплохо формулы понимал, а когда меня к доске вызвали, то я всё понял и решил, и даже так понял, что получил 5. Ты знаешь, что теперь вместо "отлично", "хорошо" и т.д. ставят 5,4,2,1. "Один" надо считать - "кол".

Сохранилась и моя фотография военных лет. На ней я в пионерском галстуке. Жаль, что воротник рубашки заслонил металлический зажим красного галстука. Зажим был очень симпатичный. На этой фотокарточке, посланной отцу на фронт, я сделал надпись в таких стихах:

Ты меня вспомни и посмотри, это лучше, чем, посмотрев, вспомнить."

В письмах отца всегда появлялись беглые зарисовки военных картин.

Вот одна из них:

"На горизонте аэродрома медленно, враскачку, гусиным строем идет наша пехота - на запад. На восток ползут пленные немцы. Ходил смотреть. Их ведет (группа в сто человек) один колхозник с дубинкой в руках. Все они очень смирные, жалкие, пытаются говорить по-русски, ничего не выходит, и заканчивают свою попытку объясниться фразой: "Гитлер капут". Это мы и сами знаем. Один лейтенант из группы немцев так выразился: "Зольдат немец сердце усталь воевать". Хорошо сказал. Немец (вдруг) устал воевать. Перспектив нет к победе. Довоевались".

Я писал о своем:

"... от тебя не имели очень давно писем и, потом, дядя Боря давно не писал. Он теперь в Польше, и в предпоследнем письме видно, что он в переплет попал. А потом пришло письмо уже бодрое... Папа, я прошу тебя, береги себя и носи при себе пару гранат, так лучше, а то ведь может плохо быть. Ладно?

Я теперь изживаю в себе небрежность и порождаю выдержанность. С первым у меня хорошо получается. Я всегда поднимаю всё, кладу всё на место. Хотя и не я намусорил - убираю. А вот со вторым хуже. Но я себе поставил задачу быть выдержанным, значит, буду."

Далее - из нескольких моих писем 1944 года.

"9.IV.44.

Добрый день, мой милый папа! Что-то соскучился я по тебе, уж больно редко мы от тебя письма получаем...

Я срисовал "Ивана Грозного" с картины Репина. Мама говорит, что хорошо, только краски не "ахти какие". Да и как же они могут быть "ахти", коли рисовал карандашами, а их всего 6...

Сегодня был в кино, смотрел "Веселые ребята". Веселые-то они веселые, а чепуха все же порядочная. Да. и не чепухой не могло быть, раз картину составлял Утесов. Вообще я его не люблю. Жду твоих писем и целую тебя. Игорь".

"10 июля 1944 г.

Я теперь всё время работаю на огородах... Позавчера я был в Липягах. Окучивал картошку. Идя обратно, я попалпод дождь и он мочил меня и на поезде. А на поезде мочил потому, что сел я не на пригородный (да и не только я, все подножки были облеплены мокрыми огородниками), а на московский дальнего следования и в вагоны не пустили. Как я жалел, что не взял плащ-палатку. Когда поезд приехал в город и остановился, кто-то на платформе спросил: это московский поезд? В ответ с подножек попрыгала масса грязных, мокрых людей с мотыгами, и я ответил: принимайте москвичей. Один дяденька посмотрел на нас и сказал: вид самых заправских огородников. А сколько интересных и смешных разговоров можно услышать в поезде или ожидая его на станции!

Картошка у нас цветет и арбузы мои тоже вылезли".

О нашей огородной эпопее я тоже написал рассказ и также напечатал в книге "В голубом небе жаворонок".

"II.VII.44 г.

"Я по тебе соскучился, папидла. Вот когда пишешь, то получится не так, как хочешь. А чтобы знать, как я тебя жду, надо показывать наглядно, а не на письме. Как я мечтаю снова услышать за дверью: "Пришел солдат с фронта".

К тому времени было такое один раз - один раз отец приезжал на побывку к нам в Куйбышев на несколько дней.

"25.VII.44 г.

Добрый вечер, мой папидла. Только сейчас пришел с огорода... На обратном пути я шел около 10 километров под солнцем и не знаю, как дошел. На станции я не ждал пассажирский, а сел в товарный, и вот таким образом я дома. Я уже несколько раз испытал, как это итти "без капли воды во рту" несколько километров под солнцем. Голова кружится, пустая сумка ита кажется тяжелой. И кажется, идешь и ни с места...

Я теперь стал дочитывать "Дон Кихота" и почему-то испытываю наслаждение, а раньше читал ее с трудом...

Папа, ты мне без "если можно" достань пожалуйста летчиские очки, финку и флягу, папидла, прошу тебя".

Ни финки, ни фляги я не получил, а вот книги приходили к нам в бандеролях нередко. Отец регулярно присылал два моих любимых журнала - "Фронтовая иллюстрация" и "Фронтовой юмор", а также вырезки из газет (я запомнил статьи Ильи Эренбурга). Принес однажды почтальон огромный том - "Млекопитающие" Карла Фогта с иллюстрациями Фридриха Шпехта (издание Суворина). Я их старательно перерисовывал. Это был мой собственный "зоопарк" в городе на Волге, где зоопарка никогда не было. Отец сохранил один такой "экспонат", выполненный моей рукой, - моржей.

Среди книг, присланных отцом, были и два тома "Дон Кихота" Сервантеса, дореволюционное издание с рисунками Дорэ. Из-за одного тома я дрался в пионерлагере с мерзавцем, который украл его у меня. Я дрался с этим парнем, который был старше и сильнее меня, а ребята окружили нас и спрашивали: "Что хоть за книга?" А этот парень огрызнулся: "Не все ли равно!"

"Нет, мне было не все равно! Может быть, другую книгу я и не защищал бы так. Но эта была прислана отцом с фронта, и я, сплевывая кровь, защищал не только книгу, но уважение и любовь отца".

Так я писал в рассказе "Дон Кихот".

Вы спросите, как же это мой отец умудрялся присылать все эти книги? Что, на фронте у него не было дел поважнее?

"Дон Кихота", "Млекопитающих", а также книгу Дефо "Робинзон Крузо" он нашел в одной из библиотек, разграбленных фашистами. А мог присылать потому, что ему как начальнику связи подчинялась почта авиакорпуса. Полевая почта 10286 - таков был ее номер.

Не удержусь, чтобы не привести еще одно "книжное" письмо.

"5.IX.44.

Доброе утро, папидла!

Вчера я купил поэмы Некрасова. У меня, как и у мамы, какая-то слабость к книгам. Пройти мимо хорошей книги никак не могу, так и подмывает купить. А теперь в букинистическом отделе какие угодно можно книги купить, только деньги имей. Я очень хотел бы, чтобы мама подарила мне в мой день рождения книгу, тетя Соня арбуз, а ты финку."

Не давала она мне покоя. Я, можно, сказать, спал и видел у себя эту финку.

Закончил я этo письмо, однако, весьма неожиданно, но тоже из разряда "мечтаний":

"А вообще о чем я все время мечтаю, это о том, чтобы война скорей кончилась (а стало быть, и ты приехал), купить самовар и велосипед. Чтобы после душезахватывающей прогулки пить чай из самовара."

Надо сказать, что Куйбышев, то есть Самара славился своей традицией чаевничать. Ну, а такой дорогой штуки, как самовар, у нас, беженцев, понятно, не было.

В одной из открыток отец писал:

"Здравствуйте, дорогие, много, очень много воды утекло с тех пор, как писал вам. Уже Румыния где-то позади. Мы на подступах Будапешта (!!!) Какие времена настали, какие события назревают! Шел по дорогам и тропам Суворова, воскресала святая старина Руси-матушки, воскресали богатыри русские. Перевалив через два хребта Карпат, спустились в низины Венгрии... "

Начиналась еще одна военная эпопея - битва за Будапешт. Началась она в конце 44-го года, а закончилась лишь в начала 45-го.

На эту и другую открытку отца я ответил:

"6.XII.44.

Добрый вечер, мой папа!

От тебя получили две открытки, в коих ты писал, что уже в нескольких км от Будапешта - города весьма пакостного и важного. Желаю тебе к нашему великому празднику, с коим тебя поздравляю сердечно и желаю наилучшему всему, войти с победою в сей град...

Папа, я у нас во дворе организовал армию, весьма дисциплинированную имеющую оружие разнообразное, а также шлемы, именуемые - касками, имеется и знамя красное с полосками. Я их учу уставам и разным военным искусствам и премудростям..."

Каски (немецкие), равно как и некоторые другие "вооружения" (включая, например, пулемет из немецкого танка) мы, мальчишки, добывали на свалке вооружения и военной техники на берегу Волги. Там были горы этого "добра".

Его свозили на баржах из-под Сталинграда еще в сорок третьем году и понемногу отправляли на переплавку. Больше двух лет мальчишки (да и не только мальчишки) Самары-Куйбышева "паслись" на этом богатстве. Теперь на месте той памятной всем самарцам свалки красуется приволжский бульвар.