(Глава из книги "Одна обыкновенная жизнь. Очерки автобиографии")

Блокадные будни Блокадный быт Романтика книжная и реальная Мои обязанности Баня Однажды летом 42-го... Снова в школу Блокадный земляк Картошка Победа!.. Победа!..

7 декабря 1941 года мне исполнилось 10 лет. Устроили пир: мой любимый суп с банкой томатных консервов и по целой большой ложке рисовой каши. Тётя подарила мне книгу - "Пушкинский календарь", изданный в юбилейном 1937 году.

Поскольку в школе дети до 4-го класса не учились, было много времени для чтения. По вечерам, когда взрослые возвращались из долгих походов и меня освобождали от обязанностей няньки, можно было читать при коптилке. Тогда ещё зрение меня не подводило, и в промежутках между тревогами я устраивалась где-нибудь около света с книгой. Чтение было любимым занятием и помогало переноситься в другие миры. Бурное воображение носило меня по всему свету с героями Жюль Верна, Гюго, Дюма, Вальтер Скотта и других романтиков.

А вокруг была другая романтика и постигалась особая наука.

Однажды на Исаакиевской площади я подобрала осколок снаряда (обстрел только что кончился). Он был ещё тепловатый, длиной сантиметра 4-5 и весь в мелких зазубринах, тонких, почти как колючки у кактуса. Осколочный снаряд. Предназначенный для убийства. Рассчитанный на то, что осколок почти невозможно извлечь из тела. Это было прозрение реальной опасности, острое представление о боли и крови. Я хотела сохранить осколок, но через некоторое время он весь покрылся махровой ржавчиной, и пришлось его выбросить.

К зиме памятники Петру I и Николаю I закрыли мешками с песком и обшили эти пирамиды досками. Так же закрыли витрины в некоторых домах. Окна кинотеатра "Баррикада" тоже превратились в ящики, наполненные песком, а те угловые, что смотрели в сторону Невского по направлению к Московскому вокзалу, заложили кирпичом и на самом углу сделали амбразуру. Это заставляло думать о возможных уличных боях. На Московском проспекте появились заграждения против танков. Бои шли под Пулковом. По Ленинграду стреляла "Берта" с горы в Можайской. Был слышен и выстрел, и свист снаряда, и разрыв. Говорили, что если слышен свист снаряда или бомбы, то бояться не надо, это значит, что разрыв будет не рядом. Когда снаряд разрывается рядом, не слышно, как он летит.

Помню два случая, когда очень мощные бомбы были сброшены близко от нашего дома.

В один из поздних вечерних налётов мы не пошли в бомбоубежище, а спустились вниз по чёрной лестнице и стояли у выхода во двор. Было холодно и очень темно.

Мощная бомба свистела как-то удивительно долго. Потом воздух раскололся от взрыва, а земля будто сдвинулась. Эта бомба разрушила дом на углу Кирпичного переулка и Малой Морской. Она срезала угол дома. Обломки развалин почти перекрыли улицу Гоголя. Оголились внутренние стены и комнаты на верхних этажах.

Второй раз я оказалась днём на улице. Мы выходили из кинотеатра "Баррикада". Это трудно представить сейчас, но кинотеатр работал, крутили хроники и довоенные кинофильмы. Сеанс окончился, все вышли в сторону Мойки. Мы обогнули дом и только свернули с Невского на улицу Герцена, как раздался сигнал воздушной тревоги и почти одновременно вой пикирующего самолёта и звук падающей бомбы. Характерный свист, очень близко и неотвратимо. Мы успели только втиснуться между двумя окнами, точнее - между ящиками с песком, которые закрывали окна. Раздался взрыв. Опять воздух раскололся. То же ощущение сдвига земли под ногами. На этот раз бомба попала в госпиталь, который был на углу Гороховой и Гоголя. Упала со стороны двора. Говорили, что там погибло много раненых.

Вообще в нашем районе были определенные объекты обстрелов и бомбёжки: главпочтамт, фабрика Володарского, где шили военное обмундирование, и госпитали на улице Гоголя, на улице Плеханова в помещении 232 школы, в доме культуры "Швейник". Главный почтамт был постоянным объектом обстрела. До сих пор на гранитных колоннах Исаакиевского собора есть следы от осколков и даже от снаряда именно с той стороны, где начиналась Почтамтская, тогда - улица Союза Связи. Там всегда было много спутанных проводов, а каждый второй дом разбит снарядом.

Я была в таком возрасте, когда страха нет. Нет представления о том, что жизнь может прерваться. Нет ответственности за других. Но всё же были моменты, когда и у детей нервы не выдерживали.

Была ночная тревога. Мы уже не один раз в этот вечер спускались в бомбоубежище. Всем мучительно не хотелось вылезать на холод из-под одеял, и мы решили остаться дома.

Было очень тихо. Даже зенитки не стреляли. И вдруг над городом загудел самолёт. Звук был какой-то пульсирующий. Видимо, это была "рама" или разведчик, недосягаемый для зениток. Самолёт делал круги над городом и то приближался и был слышен совсем над головой, то удалялся. В полной тишине и темноте был только этот пульсирующий звук. Он бил по нервам. Он нёс в себе какую-то неотвратимость. Он много раз удалялся и приближался снова. Я знала, что это, наверно, не опасно, этот самолёт не сбрасывает бомб, но на меня навалилось что-то неподвластное разуму и воле. Нервы не выдержали. Я обхватила мамины ноги (мы спали валетом на одной кровати) и почувствовала, что не могу двигаться, будто скованная. Это был страх. Как сейчас бы сказали, сильнейший нервный стресс.