(Глава из книги "Одна обыкновенная жизнь. Очерки автобиографии")

Блокадные будни Блокадный быт Романтика книжная и реальная Мои обязанности Баня Однажды летом 42-го... Снова в школу Блокадный земляк Картошка Победа!.. Победа!..

Летом 1943 года была эпопея огородов. Был огород и у нашего класса. В Александровском саду, рядом с памятником Пржевальскому. Две грядки. Но ухаживать за посеянной морковкой мы не умели, да и не было охраны около школьного участка, а значит, не было и урожая.

Мама получила участок для огорода. Одну сотку под картошку. Кажется, это было во Всеволожской. Сажали глазками, собранными в очистках. Очистки принёс всё тот же пожилой солдат.

"На огороды" один раз в неделю ходил поезд. Утром - туда, вечером, часов в шесть, - обратно. В августе надо было убирать урожай. Наша сотка была в ложбине, и картошка выросла очень хорошо, а на высоких участках почти совсем высохла. Нам было ясно, что надо увезти как можно больше. Через неделю ничего не останется. И мы наполнили мамин большой рюкзак и мой поменьше ("сидор") доверху. Пришли на станцию. Народа много. Поезд проходной. Если не уедем, следующий - через сутки.

Как обычно в войну, поезд брали с боем. Мы, конечно, остались последними. Я оказалась на верхней ступени и пыталась подняться в тамбур, а мама была сзади. Поезд тронулся, и я вдруг почувствовала, что сзади меня что-то произошло, кто-то сдавленно вскрикнул. Я могла лишь полуобернуться и боковым зрением увидела, что мама лежит на земле, на боку, отчего её рюкзак кажется особенно большим. А ноги мне не видны. Они где-то под поездом. Я кричу. Не помню что, не помню как, не слышу своего голоса. Помню только ощущение ужаса.

Кто-то дёргает ручку стоп-крана. Поезд тормозит. Я спрыгиваю вниз, но меня тут же втаскивают в соседний вагон. Я успеваю заметить, что мама лежит, поджав ноги. Значит, они не на рельсах. Но успокоиться сразу не могу. Мне что-то говорят, о чём-то спрашивают. Я ничего не понимаю. Через минуту мама тоже оказывается в этом вагоне. Вагон офицерский. Здесь почти свободно и очень накурено. Кто-то уступает нам места. Я немного прихожу в себя только тогда, когда поезд подходит к вокзалу.

Потом мы долго идём по Гороховой от остановки трамвая на Садовой до улицы Герцена. Мне очень тяжело. Временами я чувствую, что сил больше нет. Отдыхаем минуты две и идём дальше. Последний дом перед Мойкой. У ворот старинные чугунные тумбы. Я сажусь и вдруг понимаю, что дальше не смогу сделать ни шагу. И плачу от обиды, от бесконечной слабости и полного бессилия.

Мама оставляет меня отдыхать, несёт свой огромный рюкзак домой, а потом возвращается за мной и моим "сидором". Откуда у неё были силы на всё это? Она всегда выполняла самую тяжёлую работу, самые трудные обязанности по дому брала на себя. А ведь у неё уже тогда были сильные приступы головной боли от повышенного давления.