|
|
Главная / Российские писатели / Маяковский Владимир Владимирович / Маяковский В.В. (Отзыв читателя) / Художественная картина "Лирический герой Маяковского"Евдокимова Наталия Владимировна, 14 лет, 2002 год, Санкт-ПетербургЯ достаю кисти. "Привыкли к миллионам Эта первая. Самая тоненькая. Это первое. Первое, что я прочитала у Маяковского. Дальше были "лошади" ("Хорошее отношение к лошадям"). Но это. "Это Где же мои краски?! То, чем и с помощью чего я рисую. Я рисую Маяковского, Владимира Владимировича. Он - большой, и я знаю его давно. Его стихи мне, может быть, читала моя мама в детстве. А может, и не читала, но всё равно он знакомый и удивительно понятный. Знакомый из книжек школьно-литературной программы. И "лошади" действительно были первыми. Тогда мне он казался очень необычным, непохожим на "Ещё в полях белеет снег, а воды уж весной шумят." Строки "Били копыта. Пели будто: - Гриб.Грабь.Гроб.Груб." звучали, и через миг можно было услышать конский топот и цоканье копыт. Просто музыка улицы, знакомая и звенящая. Я тут заново открыла для себя уже взрослую философию "Что такое хорошо и что такое плохо?" Открыла и захотела написать лирическую картину Маяковского. Вы, может быть, думаете, что Маяковский увидел ванную впервые? Зря вы с такой усмешкой. Ведь ванные в первое советское время являлись исключительным атрибутом благополучия советских чиновников. Стихотворение "Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру" начинается формальными сжатыми предложениями, выражающими сдержанность мыслей. "Я пролетарий. Объясняться излишне." Пролетарий учится ощущать все привилегии обладания коммунальными удобствами - ванной и "прохладным дождиком-душем из дырчатой железной тучки." Советская власть одаривает литейщика не только ванной, но и квартирой! Во - ширина! освещена и согрета. . . . . . . . На кране одном написано: "Хол." На кране другом - "Гор." Простота последней фразы, забавные рифмы, суть-сатира на прямолинейность и "тупоугольность" заданной темы, когда ванная называется ванной , а кран непременно имеет два вентиля - для холодной и горячей воды - верх комфорта в сознании пролетария - вот, что дала ему новая власть. Правда, ему одному , на тысячу тысяч. Пролетарий - образцовый рабочий. Счастье пролетария ! Ванная! .думаю: "Очень правильная эта, наша, Советская власть".
Стихотворение понравилось. Стало любопытно.
"Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе." Тема поэмы "Облако в штанах" (1914-1915) несомненно - любовь. Именем Мария Маяковский называет всех женщин, имя Мария - библейское, и, по мнению Маяковского, наиболее женское, тёплое.
. . . . . . . Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское. Ожидание и сомнение - " будет любовь или нет", какая, придёт ли Мария, что она ему скажет. Вот она идет по темному, спящему городу. Ветер дует ей в спину. А может даже и в лицо; Маяковский смотрит в окно, пытаясь углядеть в нем силуэт женщины. . . . . . . .. "Приду в четыре", - сказала Мария. Восемь. Девять.
Десять. Вот и вечер в ночную жуть ушёл от окон, хмурый, декабрый. А Марии всё нет. Нервы, опять "нервы спрыгивают с кровати" у Маяковского. Сумасшествие. Вспышка - яркая, живая, "удивительно честная", запоминающаяся, как пожар! Это Мария пришла. Детка! Не бойся, Что у меня на шее воловьей Потноживотые женщины мокрой горою сидят, - Это сквозь жизнь я тащу Миллионы огромных чистых любовей И миллион миллионов маленьких грязных любят И Маяковский - реалист обращается к Богу, вставая с ним на одну ступеньку и объясняя непонятные непонятности:
. . . . . . . . . Мотаешь головою, кудластый? Супишь седую бровь? Ты думаешь - этот, за тобою, крыластый, знает, что такое любовь?
Я тоже ангел, я был им - сахарным барашком выглядывал в глаз. Ему всё равно. Ради любви он готов на всё, готов Вселенную раскроить по швам. И в этом порыве есть что-то космическое, огромное, вечно длящееся. Может, сейчас он говорит?! .................. Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо. Тишина. Только абрикосовые звезды горят на небе. Не слышно даже воздуха. Может, это буря в стакане воды? Или гром?! Нет, это любовь, все ради этой любви, которую он пронес через всю свою жизнь. Вы знаете, что Маяковский писал лишь об СССР, о Родине, о патриотическом духе урожайных земель и маршах на левую ногу? А где же любовь? Что - не может ее быть у такого большого и "топорного", самодовольного и вызывающего удивление?! Маяковский прятал свою настоящую ранимость за маску такого большого и значительного трибуна, а свою сумасшедшую любовь - за самоуверенность. Хотя в поэме он не прячет свою любовь. В "Облаке в штанах" умоляет Марию не оставлять его одного под дождем. В темноте вечера город можно только слышать. А он не может больше слышать эту жизнь города, ощущать его морозное дыхание, чувствуя себя брошенным, ведь только с Марией он - дома. Вдох и выдох Вселенной, огромной и со звездами. Звезды взяты, как метафора во многих стихах Маяковского. На звезду можно загадать желание; можно под лунным, тихим и безоблачным небом сидеть и смотреть на звезды. Так Маяковский - романтик?! Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они были? Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной? . . . . . . . . . . . просит - чтоб обязательно была звезда! - клянется - не перенесёт эту беззвёздную муку! . . . . . . . . . . . Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?! ("Послушайте!"1914) Звезда, как любовь - такая яркая, такая важная. Как бы было темно по ночам, если бы не было звезд. Как невозможно бы было жить на свете, если бы не было любви. Лучезарной любви. Лучики ее освещают жизнь как звезды. Но почему же они - только ночью ?! Потому что днём небо - очень голубое, очень бескрайнее и похожее на океан. А облака - белые барашки, рьяных , но незаметных, волн. И солнце. Оно -большое и круглое. Оно не только в небе, но и в воде отражается. Если примешать к этому сатиры, свойственной Маяковскому, то получится "Военно-морская любовь", еще одно стихотворение Маяковского, и тоже о любви. По морям, играя, носится С миноносцем миноносица. Льнёт, как будто к мёду осочка, К миноносцу миноносочка. В общем, в стихотворении опять не получилась любовь: на этот раз люди помешали счастью миноносцев с миноносочками. Знать, у них, у миноносцев, судьба такая. . . . . . . . .. И чего это несносен нам Мир в семействе миноносином? (1915 г.) У Маяковского есть ещё "Разговор на одесском рейде десантных судов "Советский Дагестан" и "Красная Абхазия", относящийся к более позднему периоду творчества (1926 год). . . . . . . . . Может, просит: - "Красная Абхазия"! Говорит "Советский Дагестан". Я устал, один по морю лазая, подойди сюда и рядом стань.- Но в ответ коварная она: - Как-нибудь один живи и грейся. Я теперь до мачты влюблена в серый "Коминтерн", трёхтрубный крейсер. Вот одна труба, вот другая. У нас крейсер серый? Надо ещё только красную полоску на каждой трубе. Я же рисую Маяковского! Добавлю ещё один мазок к его образу. "Порт". Простыни вод подбрюхом были. Их рвал на волны белый зуб. Был вой трубы - как будто лили любовь и похоть медью труб. . . . . . . . В ушах оглохших пароходов горели серьги якорей.(1912) Индустриальный пейзаж с привкусом морской романтики. Порт, грузчики, моряки с подружками у подножья портовых гор - пароходов; разговор, смех и гвалт просто поселились здесь и витают в воздухе. А какой это порт - северный или южный? У Маяковского география путешествий южная - Евпатория, Севастополь, Крым одним словом. Да и сам Маяковский родился на юге, - в Грузии. Порт весь залит солнцем, и воздух сухой и терпкий. Сине-сиреневые тени падают клочьями на портовых гигантов. А ведь есть еще доки, краны и причалы. И поэтому краски хочется брать теплые, летние. Хожу, гляжу в окно ли я - цветы да небо синее, то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе глициния. ("Крым"1927) Чуть вздыхает волна, и, вторя ей, ветерок над Евпаторией. Ветерки эти самые рыскают, гладят щеку евпаторийскую. ("Евпатория"1927)
То солнечный жар, то ущелий тоска, - не верь ни единой версийке. Который москит и который мускат, И кто персюки и персики? ("Севастополь - Ялта"1924) Есть у Маяковского ещё и индустриальные пейзажи: По тебе машинами вздыхают миллиарды поршней и колес. Поцелуют и опять целуют, не стихая, маслом, нефтью, тихо и взасос. ("Баку", 1923) "Лучше всего - Баку. Вышки, цистерны, лучшие духи - нефть, а дальше степь. Пустыня даже", - пишет Маяковский в своей автобиографии. С какой южной любовью и душевной теплотой Маяковский описывает Баку - город, полный нефтяных ручьев, как будто нефть - это шоколадная глазурь на праздничном пироге - на лоскутном одеяле географической карты СССР. Анна Ахматова сказала о Маяковском: "Божественный юноша, явившийся неизвестно откуда". Почему же неизвестно?! Юг возвращает нас к детству Маяковского. Он родился 7 июля 1893 года в селе Багдади, рядом с Кутаиси. В семье было трое детей: две сестры под буквами а) и б) - Люда и Оля, и сам Владимир Владимирович. . . . . . . . . Ваш сын прекрасно болен ! Мама! У него пожар сердца. Скажите сестрам, Люде и Оле,- Ему уже некуда деться.
".На далеком Кавказе крупный глазастый мальчик со своим отцом объезжал горные леса, преодолевая туманные перевалы. И отца и сына звали одинаково - Владимирами. .Лицом сын был похож на мать, кареглазый с каштановыми волосами, а сложением, манерами - на отца". (В.Катанян. Брик - Маяковский. 1998г. Москва. Захаров. АСТ. стр.7). Всё это поможет мне в создании портрета Маяковского. "Набив фруктами карманы, валялся на берегу горной речушки, зачитывался Жюлем Верном и "Дон Кихотом" - грамоте его обучили "всякоюродные сестры". Чтобы мальчик мог поступить в гимназию, семья переехала в Кутаиси. Володя увлекался рисованием, и единственный в городе живописец, видя его способности, занимался с ним бесплатно. Родные были уверены, что мальчик станет художником." (Там же, стр.7) Но со смертью отца относительное благополучие семьи закончилось. Семья, в которой Маяковский остался единственным мужчиной, его любила и возлагала на него надежды. Они переехали в Москву, где бурлила художественная жизнь. ".Маяковский в Москве выдержал экзамены в училище живописи, ваяния и зодчества, ВХУТЕМАС, что на Мясницкой. "Удивило - подражателей лелеют, самостоятельных - гонят", - отметил он. Там в курилке он познакомился с Давидом Бурлюком , за которым уже шла слава "отца русского футуризма", и подружился с ним на всю жизнь." (Там же. стр14) Именно Бурлюк первым разглядел в Маяковском гениального поэта и стал его раззадоривать. "Уже утром Бурлюк, знакомя меня с кем-то, басил: "Не знаете? Мой гениальный друг. Знаменитый поэт Маяковский". Толкаю. Но Бурлюк непреклонен. Еще и рычал на меня, отойдя: "Теперь пишите. А то вы меня ставите в глупейшее положение." (Автобиография "Я сам". "Бурлючье чудачество") Маяковский пишет своё первое - "Багровый и белый", а теперь почему-то "Ночь"(1912). Потом был уже ранее процитированный "Порт", "Утро"(1912) и одно из моих самых любимых стихотворений - "Из улицы в улицу": У- лица. Лица у догов годов рез- че. Че- рез железных коней с окон бегущих домов прыгнули первые кубы. . . . . . Мы завоёваны! Ванны. Души. Лифт. Лиф души расстегнули. 1913. Затянутый дымками и туманный город. Сине-сиреневый восход с нежной полоской алого утра. Мне почему-то всегда кажется, что это утро. И что это Петербург. Петербург! За каждым поворотом Петербург поджидает нас в это прохладное сине-сиренивое утро с алой полоской на востоке. Сонный, пустынный Невский. Кони и окна, большие клетчатые, через которые проникает много света и которые расскажут сонным о рождении нового дня, настоящего дня. О рождении настоящего поэта! Это раннее стихотворение Маяковского. Он особенный и его скоро узнают. Его полюбят. Четыре коня могут быть только в нашем городе. Городе поэтов, холодном северном, теплом только летом, а ещё к тем, кто его любит и понимает. Маяковский не любил Петербург. А, может, любил особенной любовью. Стихи о Петербурге:
Слезают слезы с крыши в трубы, к руке реки чертя полоски, а в неба свисшиеся губы воткнули каменные соски. И небу - стихши - ясно стало: туда, где моря блещет блюдо, сырой погонщик гнал устало Невы двугорбого верблюда. ("Кое-что про Петербург", 1913) В ушах обрывки теплого бала, а с севера - снега седей - туман, с кровожадным лицом каннибала, жевал невкусных людей. ("Еще Петербург"1914) ........... помните: в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди. ("Надоело", 1916) Раньше мне не нравились эти стихи, но сейчас мне они кажутся справедливыми. Только Маяковский мог так с легкостью описать Петербург, так точно воссоздать в стихах мокрую атмосферу туманного Петербурга. Конечно, для нас такая погода привычна, а для него нет, ведь он из залитой солнцем Грузии. Он, гордый своей необычной в дождливом городе внешностью, был замечен. Кричаще презирая "классическую скуку", Маяковский, Крученых и Бурлюк издают "Пощечину общественному вкусу". ".После нескольких ночей лирики родили совместный манифест. Давид собрал, переписывал, вдвоем дали имя и выпустили "Пощечину общественному вкусу" (Автобиография "Я сам"."Пощечина"). И далее в сноске: ". вышедший в декабре 1912 года футуристический сборник, в котором были напечатанны первые стихотворения Маяковского - "Ночь" и "Утро"." ".Если в артистической среде слава Маяковского разрасталась достаточно быстро, то заставить принять его искусство широким слоям читательских масс мог только какой-нибудь исключительный случай. Все зависело от личного везения. На долю Хлебникова или Крученых такого везения не выпало." (Ю. Аненков "Дневник моих встреч ".Лен.отделение "Искусство"1991.стр.171) А вот Маяковскому повезло. Везунчик! Счастливым билетом в мир большой литературы для него стал особенно популярный тогда Максим Горький. Маяковский вышел на крохотную эстраду "Бродячей собаки", литературного подвала, под улюлюканье "фармацевтов" - посетителей, не имевших к искусству никакого отношения за исключением посещения "Бродячей собаки". Максим Горький тоже находился в зале.Маяковский произнес:"Я буду читать для Горького, а не для вас!" и прочел несколько своих стихов. Гул раззадоренных "фармацевтов" удвоился. Неожиданно Горький поднялся из толпы и громко похвалил Маяковского. А потом была революция. Были новые идеи, новые надежды, новые мечты, словом, все новое. Все новое нужно было стране и футуристам. Маяковский, несомненно, футурист. Он, несомненно, без сомнений, не сомневаясь ни капельки, верил вместе со всеми в революцию. Он верил в светлое будущее нашей Родины. А Родине не давали прогрессировать именно те, кому больше всего верили и на кого очень надеялись - большевики. Этого не знали. Маяковский был счастлив, что, наконец, появился такой "танк, на котором можно обогнать тысячелетие "Прежде"! Он воодушевлен и пишет в автобиографии: " - Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове." ("Я сам". "Нелегальщина") Идеи Интернационала воодушевляли многих. Особенно, нашего футуриста. И не только его. Все верили в будущее, в обещания. Может, это и было революцией?! "Сегодня я удивительно честный"? Может, так и должно быть: на вопросы отвечают, а обещаниям верят?! У Маяковского есть "Потрясающие факты"(1919):
Небывалей не было у истории в аннале факта: вчера сквозь иней, звеня в "Интернационале" Смольный ринулся к рабочим в Берлине. .......... Поднялся. Шагает по Европе. ........ И уже из лоска тротуарного глянца Брюсселя, натягивая нерв, росла легенда, про Летучего голландца - голландца революционеров. А он - ............ На площадь выводит подвалы Лондона. ".Однако марксистско-ленинский Интернационал оказался совсем другой вещью: это был Интернационал агрессивный, "империалистический" и невероятно ретроградный. Мечтания юности были обмануты. Почувствалось это довольно скоро, благодаря бездарным лозунгам и административно-полицейским мерам, выдвинутым ленинскими "вождями", а также убедившись в неприемлемости, в недопустимости диктаторского духа коммунистической партии." (Анненков.стр.175) В настоящем "Интернационале" сидели отнюдь не деятели искусства и просветители народных масс. Несмотря на все эти политические катаклизмы, Маяковский любил. И страдал. Он вместе со своей любовию переезжает в Москву. Москву олицетворяет для него лишь один человек. Нет, это не Ленин. Это его любовь. Она называет его "милым щеном", а он ее "Личиком", "Лисиком". Он заботится о ней, как может, а она принимает его заботу. Но в Москве тяжело. Маяковский работает интенсивно. У его любви есть ещё и муж, и он тоже работает. Так они связаны не только общей любовью, но и общей работой. Они не только знают о существовании друг друга, но еще и лучшие друзья. Диагноз поставлен уже давно: "Любовный треугольник". Пока чиновники разбирались наверху, какому строю отдать предпочтение, простых жителей ждал хаос, голод, а именно, недостаток овощей и фруктов. И именно из-за этих овощей и фруктов Маяковский страдал и старался изо всех сил найти таковые. От недостатка витаминов его любовь начала опухать и появились те самые "глазки болят", часто упоминаемые в опубликованном "Дневнике для Личика". Телефон взбесился шалый, в ухо грянул обухом: карие глазища сжала голода опухоль. Врач наболтал - чтоб глаза глазели, нужна теплота, нужна зелень. Не домой, не на суп, а к любимой в гости, две морковинки несу за зелёный хвостик. Я много дарил конфет да букетов, но больше всех дорогих даров я помню морковь драгоценную эту и пол- полена березовых дров. Маяковский безумно любил Лилю Брик. Это она была любовью всей его жизни. Что было дальше? Надо было учить стихотворение, а учить, конечно, не хотелось. Особенно поздним вечером, когда хочется спать и глаза сами собой закрываются, а пол пляшет под ногами от усталости. Я всегда учу ночью. Усталость?! Нет и следа от усталости! Бодрячок! Только какое выучить, если их так много? Маяковского! Потому что яркий и красный, в глаза бросается. Потому что, открыв и прочитав раз, я его поняла и полюбила. Тогда я выловила из "океана стульев" - большого количества стихов из красной книжки с работящими дядями - "Вот так я сделался собакой": Ну, это совершенно невыносимо! Весь, как есть искусан злобой. Злюсь не так, как могли бы вы: как собака лицо луны гололобой - взял бы и все обвыл. . . . . . . . . Какая-то прокричала про добрый вечер. Надо ответить: она - знакомая. Хочу. Чувствую - не могу по-человечьи. .......... развеерился хвостище и вьётся сзади, большой, собачий. (1915) И в "Облаке в штанах" ещё написано: ............ Но мне - люди, и те, что обидели, - вы мне всего дороже и ближе. Видели, как собака бьющую руку лижет?! (1915) Собака понимает, но сказать не может. Она живет рядом с людьми, но не вместе с ними. Так и Маяковский. Он сравнивает себя с собакой, побитой, брошенной, но с большим хвостом. Ему кажется, что его любовь бросила его так же, как бросили собаку. И тогда в "Вот так я сделался собакой" он "встает на четвереньки и лает: "гав! гав! гав!"; так просто и натурально, будто всю жизнь будоражит идущую навстречу толпу. Пес, он только с виду злобный и непредсказуемый. Позже Маяковский опять возвращался к собачьей теме. . . . . . Лайка лает, взвивши нос, на прохожих Ванечек; пес такой уже не пес, это - одуванчик. ("Краснодар." 1926)
Лиля Брик родилась в Москве. Детей было в семье двое - она и её младшая сестра Эльза. Обе сестренки были очень заметными и обращали на себя внимание. "Как-то ранней весной я шла с дочерьми по Тверскому бульвару, - вспоминала Елена Юрьевна, мать Лили и Эльзы. - А нам навстречу ехал господин в роскошной шубе. Он остановил извозчика и воскликнул: "Боже, какие прелестные создания! Я бы хотел видеть вас вместе с ними на моем спектакле. Приходите завтра к Большому театру и скажите, что вас пригласил Шаляпин." Мы воспользовались приглашением, и для нас были оставлены места в ложе. Вот такая была удивительная встреча". Девочки обращали на себя внимание. У Лили были огромные глаза и ярко-рыжие волосы. Она была с норовом, самостоятельная, родители ее обожали. В гимназии преуспевала, особенно по математике, и сразу же не захотела быть "как все". Схватила ножницы и отрезала себе косы - к ужасу родителей. Наверное, это был еще не осознанный отказ смешаться с толпой, подсознательное непринятие стереотипа. ("Брик - Маяковский"стр.5) Познакомиться Лиле, бывшей уже тогда замужем за Осипом Бриком, и Маяковскому помогла Эльза. Сначала именно с ней у Владимира Владимировича был роман. Но, увидев Лилю, Маяковский забыл обо всем на свете, это и был пожар, яркая вспышка голубого пламени - "огонь из зева выделил"! "Это было нападение, Володя не просто влюбился в меня, он нападал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты - буквально. И хотя фактически мы с Осипом Максимовичем жили в разводе, я сопротивлялась поэту. Меня пугала его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Володя влюбился в меня сразу и навсегда. " (Там же стр.26) ............ Пришла - деловито, за рывком, за ростом, взглянув, разглядела просто мальчика. Взяла, отобрала сердце и просто пошла играть - как девочка мячиком. ("Люблю"1922) Лиля была удивительным человеком. Лучше нее никто не мог вдохновить Маяковского, она умела разглядеть талант, "полить его в нужный момент из леечки" и вот уже взростал нежно-зеленый побег. Она была деятельной, хорошо разбиралась в искусстве и, я думаю, была оптимисткой с юмором. Авторитет Лили был непреклонен. От мнения ее и Оси, лучшего друга Маяковского, зависело, жить стихам на свете или нет. Все стихи были посвящены и обещаны ей, а когда посвящать стих "О бабе и о Мясницкой" было не корректно, посвящался сборник, в котором он был напечатан. Лиля значила просто очень много в творчестве Маяковского, была помощником и вдохновителем на подвиги. В 1919 году она помогала Маяковскому в "окнах сатиры РОСТА", работа была упоительно интересной и у Лили остались такие воспоминания: "Работали весело. Керженцев любил нас и радовался каждому удачному "окну". Для рисования нам давали рулоны бракованной газетной бумаги. Отрезали и подклеивали ободранные края. Удобно! Ошибешься - и заклеишь, вместо того, чтобы стирать. Техника такая: Маяковский делал рисунок углем, я раскрашивала его, а он заканчивал - наводил глянец. В большой комнате было холодно. Топили буржуйку старыми газетами и разогревали поминутно застывающие краски и клей. Маяковский писал десятки стихотворных тем в день. Отдыхали мало, и один раз ночью он даже подложил полено под голову, чтобы не разоспаться. Черемных рисовал до 50 плакатов в сутки. Иногда от усталости он засыпал над рисунком и утверждал, что, когда просыпался, плакат оказывался дорисованным по инерции. Днем Маяковский и Черемных устраивали "бега". Нарезали каждый 12 листов бумаги и по данному мной знаку бросались на них с углем, наперегонки, по часам на Сухаревской башне. Они были видны в окно." Успех "окон" был оглушительный. Уже через несколько дней "окна сатиры" появлялись в отдаленных уголках страны. Их рисовали молниеносно. В суматохе и от усталости не различали даже с кем говорят по телефону. Так, однажды, Маяковский поговорил с товарищем Лениным. Разговор был короткий, но содержательный. Во время беседы Маяковский успел сообщить Ленину, что в помещении РОСТА пусто и совсем никого нет. Он потом часто вспоминал и пересказывал этот разговор.
Маяковский . художник: рисует словом свои полотна. Он рисует большими, широкими мазками; его поэзия зрима. Ее можно вдохнуть, пощупать, обнять и расцеловать. Художник тоже в чем-то поэт. И у меня они встретились. Маяковского роднит с художником Матиссом многое: и монументальность стиля, красочность и яркость изображений, и жажда жизни, и даже мотив юга. У Маяковского - это стихи, посвященные Крыму, а у Матисса - арабские пейзажи. У Матисса в картинах цвет особенный - простой, чистый и ёмкий; несомненно, яркие краски, общее ощушение счастья и четкость цели, как будто в чистую безоблачную погоду летит по небу аэроплан. Контрасность: этот аэроплан четко виден, и хорошо видна его тень на зеленой траве. Раз, взмахнул кистью и получился аэроплан. Но зачем он? От него хорошо. С ним интереснее, небо лучше запоминается, если по нему аэропланы летают. Значит, один человек спешит к другому и обязательно до него доберется, заодно сделав несколько открытий в навигации. Или это новый первооткрыватель, летевший покорить свой Эверест. Тогда вместе с художником мы чувствуем чистый горный воздух и видим снег. А потом опять вниз, опять на аэроплан и в воздух. В новую картинную галерею. Можно же любить живопись. В графике Матисс рисовал только одну. Любил свою жену Амели и нарисовал "Портрет жены художника". Матисс не старался, чтобы изображение читалось по правильным и вырисованным линиям, а создавал настроение. Использовал особенный простой цвет и четкость цели, как "по светлому небу летит аэроплан с голубой полоской". Буйство красок - красочный оптимизм! Это восток. У Матисса - "Арабская кофейня", "Марокканец Амидо", "Вход в казбу" - такой полукруглый островерхий проем с широкими стенами, залитый синим цветом. Там, на востоке каждый день рождается солнце и поются песни, такие длинные, будто белый след самолета, уходящего в бесконечность. Матисс свободный и динамичный, в его картинах чувствуется полет. Взлетная полоса. Тень аэроплана разгоняется и взлетает. Он опять в небе. А Маяковский пишет замечательные стихи. За это я его и люблю! Плыли по небу тучки. Тучек - четыре штучки: от первой до третьей - люди, четвертая была верблюдик.
к ним, любопытством объятая, по дороге пристала пятая,
от нее в небосинем лоне разбежались за слоником слоник. И, не зная, спугнула шестая ли, тучки взяли все - и растаяли.
И следом за ними, гонясь и сжирав, солнце погналось - желтый жираф. ("Тучкины штучки" ок.1918) | |||
